И тут я отметил, что с пригорка навстречу мне катится некий темный ком, через секунду-другую оказавшийся псом неведомой породы, поскольку походил он и на ньюфаундленда, и на ездовую сибирскую лайку одновременно: окрасом черен с подпалинами на брюхе, седоус и худ, с виду стар. Он остановился в сажени от меня и выдал: «Гаф!» Приветствовал ли пес меня, выразил ли неудовольствие («ходют тут всякие!»), однако я ему ответил: «Здорово, коли не шутишь!». Он не шутил, следующее «Гаф-гаф» вылаял на полном «сурьезе». Ладно, жестом показываю ему: поздоровались, теперь ступай своей дорогой, а меня пропусти, будь добр. Сделал я шажок, сделал другой - пес нехотя посторонился. Иду, а он позади семенит, остановлюсь - он тоже. Чего, спрашиваю, привязался? «Гаф!» — в ответ. Ну, как знаешь, говорю, мне в кошки-мыш-; ки играть с тобой некогда. Ускорил шаг; иду с гордо поднятой головой, а у самого холодок неприятный вдоль спины прогуливается: «Что там у псины в черепушке дремучей? Ведь и укусить может запросто».
И ведь тяпнул-таки, негодник, за штанину. Э-э, что ж ты меня исподтишка-то? Нечестно это. А вот как я тебя... И-ия! Не следовало бы мне делать чересчур резкий выпад, плюхнулся «пятой точкой» на тропу, ставшую от морозца, что бетон. Обиднее всего было то, что вследствие неуклюжего кульбита вся снедь вылетела из моей авоськи, словно из катапульты. В этой ситуации пес оказался намного проворнее меня: пока я охал-ахал, потирая ушибленное место, он из «предложенного» ему ассортимента выхватил самое, на его взгляд, ценное -кружок копченой колбаски. Мельком зыркнув на меня, ударился в бега. Наивно полагаясь на чудо, слезно взывал я к собачьей совести: «Шарик, Тузик, нельзя! Это ведь недельный запас. Положи на место!». Куда там - только снежная пыльца за ним закурилась.
Уж не знаю, каким образом пес «вычислил» мое жилище, но следующим утром, едва занялась заря, он уже был у крыльца. На хитрющей морде ни тени раскаяния. Ага, подхарчеваться, значит, притопал. Ладно, коль соизволил навестить, жди, я по сусекам пойду поскребу. Вынес раннему гостю борщеца да сухариков к нему — не по-
брезгуйте - откушайте!. Пес долго обхаживал, обнюхивал содержимое миски и все на меня косил: «Шлепнись-ка еще разочек!». Сообразив, что падать я отнюдь не намерен, а посему и «краковская» из меня нынче не выпадет, с видимым нежеланием съел предложенное блюдо. Затем миску в пасть - и ходу. «Эй-эй, — кричу, — куда поволок? Посудину-то оставь!». Разжал челюсти, выронил: «И то, что проку в пустой плошке? Пусть уж тут лежит - авось и еще угостят».
Как-то готовлю дровишки, колуном орудую, пес сидит поодаль, ждет, пока управлюсь. А я смеха ради возьми да и дай ему полено: «Неси, мол, нечего без дела шлендрать». Пес фыркает, пятится, косит исподлобья, думает, видно: «Раз к морде подносят, значит, есть заставляют. Фи, стану я всяким непотребством брюхо набивать. Я не короед, дровами питаться не приучен». Напираю: «Бери и тащи, бездельник!» Смешно сморщив нос, брезгливо, с величайшей осторожностью, словно холодную жабу, передними зубами... взял, несет! Но куда?! Совсем не туда несет, куда следует. А он опустил полено под коряжку у палисада, прикопал его древесным хламом. Завершил же разбойник сие действо циничным поднятием задней ноги над свежей «заначкой». Словом, пес оказался совсем никудышным помощником и был мною немедленно «уволен» за полнейшую профнепригодность.
....... днажды я малость прихворнул: кашель, wнасморк ручьем, прочие «прелести» простуды... С превеликим трудом «достучался» до города (связь неважнецкая), поплакался жене. Через три дня прикатила - с пилюльками, кон-фетками-таблетками. Но к тому времени благодаря отварам шиповника с сушеной малиной да чаям из зверобоя, да «баньке» над распаренной картошечкой я вполне оклемался. Моя же благоверная еще «на под-
лете» затараторила: тебе как в рог трубил выскакивай на улицу | тым, одевайся поте1 Допрыгался! Я так и зне Ее тираду прервала под крыльцом верандь это? Кто у тебя там и шит?» — «Друг», — спо отвечаю. «И что делае друг твой?» — «Отдыхаю говорю. Жена в ступоре дыхает под крыльцом' ненормальный, что ли пьяненький?» — «Ника1
— говорю, — мой друг I не трезв и адекватен».■ как же звать-величать адекватно-трезвого
— «А так и звать - Д
— выпаливаю, не мор глазом, и сам удивл! своей находчивости: столько времени не < придумать псу кличку,; р-раз и готово! Кричу: вылезай, товарищ Др Жена предусмотрите; спряталась за мою сп «А он хоть не агрессивны! буйный во хмелю?» — «Чт<
— расплываюсь в широ1 шей улыбке, — он малый брый. Вообще-то, — вздо) я, — его следовало бы вз; хорошенько - воришка...»,
Я осекся, памятуя, чт свое время утаил от супр случай на лугу. «Вориш Выходит, нас грабят! Я сей же вызову милицию!». Ви что жена близка к истерике спешу ее успокоить: «Мил тебе с твоим воображени впору ужастики сочинят Я крикнул повторно: «Вьи зай же! Чего застрял...». Гр мыхнуло, звякнуло, и из-п крыльца фиолетово све кнули два глаза, показала замурзанная песья физи номия. «А вот и он собстве ной персоной». — «А...а...<
— завопила супруга и ладо1 ками закрыла глаза. При; в чувство, тихо залепетал «Так это... это собачка, очень милый и совсем безобиднь песик... И его зовут Друп.тг ведь... Какая прелесть!»
А Друг задвигался вес завихлялся, как в забыто, теперь, но некогда супермо/: ном твисте, энергично стря с себя тучу угольной ПЫЛк Затем обнюхал сумку госты/
ТОВАРИЩ ДРУГ
Наша первая встреча с ним была совсем не дружественной, враждебной даже. А случилась она в самом начале еще прошлой зимы. Помню, покинув вечно переполненный дачный автобус, по бетонной электрической опоре, служащей мостком, я перешел речушку и, оказавшись на широком заснеженном лугу, направился к порядком поднадоевшей за лето даче. То утро выдалось сказочно пригожим: на всем торчащем из земли и нависшем над ней восседал пышный иней, кумачово пылало восходящее солнышко, снежок сахарно похрустывал под ногами... Завороженный и счастливый, словно нежданно выигравший в лотерею это славное утречко, как на крылышках, летел я, насвистывая «птицу счастья завтрашнего дня». Эх, на лыжи бы сейчас встать, да жаль, недосуг.
И ведь тяпнул-таки, негодник, за штанину. Э-э, что ж ты меня исподтишка-то? Нечестно это. А вот как я тебя... И-ия! Не следовало бы мне делать чересчур резкий выпад, плюхнулся «пятой точкой» на тропу, ставшую от морозца, что бетон. Обиднее всего было то, что вследствие неуклюжего кульбита вся снедь вылетела из моей авоськи, словно из катапульты. В этой ситуации пес оказался намного проворнее меня: пока я охал-ахал, потирая ушибленное место, он из «предложенного» ему ассортимента выхватил самое, на его взгляд, ценное -кружок копченой колбаски. Мельком зыркнув на меня, ударился в бега. Наивно полагаясь на чудо, слезно взывал я к собачьей совести: «Шарик, Тузик, нельзя! Это ведь недельный запас. Положи на место!». Куда там - только снежная пыльца за ним закурилась.
Уж не знаю, каким образом пес «вычислил» мое жилище, но следующим утром, едва занялась заря, он уже был у крыльца. На хитрющей морде ни тени раскаяния. Ага, подхарчеваться, значит, притопал. Ладно, коль соизволил навестить, жди, я по сусекам пойду поскребу. Вынес раннему гостю борщеца да сухариков к нему — не по-
брезгуйте - откушайте!. Пес долго обхаживал, обнюхивал содержимое миски и все на меня косил: «Шлепнись-ка еще разочек!». Сообразив, что падать я отнюдь не намерен, а посему и «краковская» из меня нынче не выпадет, с видимым нежеланием съел предложенное блюдо. Затем миску в пасть - и ходу. «Эй-эй, — кричу, — куда поволок? Посудину-то оставь!». Разжал челюсти, выронил: «И то, что проку в пустой плошке? Пусть уж тут лежит - авось и еще угостят».
Как-то готовлю дровишки, колуном орудую, пес сидит поодаль, ждет, пока управлюсь. А я смеха ради возьми да и дай ему полено: «Неси, мол, нечего без дела шлендрать». Пес фыркает, пятится, косит исподлобья, думает, видно: «Раз к морде подносят, значит, есть заставляют. Фи, стану я всяким непотребством брюхо набивать. Я не короед, дровами питаться не приучен». Напираю: «Бери и тащи, бездельник!» Смешно сморщив нос, брезгливо, с величайшей осторожностью, словно холодную жабу, передними зубами... взял, несет! Но куда?! Совсем не туда несет, куда следует. А он опустил полено под коряжку у палисада, прикопал его древесным хламом. Завершил же разбойник сие действо циничным поднятием задней ноги над свежей «заначкой». Словом, пес оказался совсем никудышным помощником и был мною немедленно «уволен» за полнейшую профнепригодность.
....... днажды я малость прихворнул: кашель, wнасморк ручьем, прочие «прелести» простуды... С превеликим трудом «достучался» до города (связь неважнецкая), поплакался жене. Через три дня прикатила - с пилюльками, кон-фетками-таблетками. Но к тому времени благодаря отварам шиповника с сушеной малиной да чаям из зверобоя, да «баньке» над распаренной картошечкой я вполне оклемался. Моя же благоверная еще «на под-
лете» затараторила: тебе как в рог трубил выскакивай на улицу | тым, одевайся поте1 Допрыгался! Я так и зне Ее тираду прервала под крыльцом верандь это? Кто у тебя там и шит?» — «Друг», — спо отвечаю. «И что делае друг твой?» — «Отдыхаю говорю. Жена в ступоре дыхает под крыльцом' ненормальный, что ли пьяненький?» — «Ника1
— говорю, — мой друг I не трезв и адекватен».■ как же звать-величать адекватно-трезвого
— «А так и звать - Д
— выпаливаю, не мор глазом, и сам удивл! своей находчивости: столько времени не < придумать псу кличку,; р-раз и готово! Кричу: вылезай, товарищ Др Жена предусмотрите; спряталась за мою сп «А он хоть не агрессивны! буйный во хмелю?» — «Чт<
— расплываюсь в широ1 шей улыбке, — он малый брый. Вообще-то, — вздо) я, — его следовало бы вз; хорошенько - воришка...»,
Я осекся, памятуя, чт свое время утаил от супр случай на лугу. «Вориш Выходит, нас грабят! Я сей же вызову милицию!». Ви что жена близка к истерике спешу ее успокоить: «Мил тебе с твоим воображени впору ужастики сочинят Я крикнул повторно: «Вьи зай же! Чего застрял...». Гр мыхнуло, звякнуло, и из-п крыльца фиолетово све кнули два глаза, показала замурзанная песья физи номия. «А вот и он собстве ной персоной». — «А...а...<
— завопила супруга и ладо1 ками закрыла глаза. При; в чувство, тихо залепетал «Так это... это собачка, очень милый и совсем безобиднь песик... И его зовут Друп.тг ведь... Какая прелесть!»
А Друг задвигался вес завихлялся, как в забыто, теперь, но некогда супермо/: ном твисте, энергично стря с себя тучу угольной ПЫЛк Затем обнюхал сумку госты/
ТОВАРИЩ ДРУГ
Наша первая встреча с ним была совсем не дружественной, враждебной даже. А случилась она в самом начале еще прошлой зимы. Помню, покинув вечно переполненный дачный автобус, по бетонной электрической опоре, служащей мостком, я перешел речушку и, оказавшись на широком заснеженном лугу, направился к порядком поднадоевшей за лето даче. То утро выдалось сказочно пригожим: на всем торчащем из земли и нависшем над ней восседал пышный иней, кумачово пылало восходящее солнышко, снежок сахарно похрустывал под ногами... Завороженный и счастливый, словно нежданно выигравший в лотерею это славное утречко, как на крылышках, летел я, насвистывая «птицу счастья завтрашнего дня». Эх, на лыжи бы сейчас встать, да жаль, недосуг.
Комментариев нет:
Отправить комментарий